— Не подскажешь, твоя сестра по имени Софи сейчас дома?
— Да, одну минутку.
Она вновь закрывает дверь и спустя несколько минут я замечаю на пороге Рыжую. Подруга Мии выходит на веранду прямо босиком и приглашает присесть на скамейке у дома.
— Настырный русский пожаловал. Чего тебе нужно? — хмыкает девушка и откидывает назад свои огненно-рыжие волосы.
— Я знаю, что Мия у тебя, — спокойно заявляю, сложив руки на груди.
За те дни, которые мы провели раздельно в полной недоговоренности и с тяжелым осадком на душе я питался воздухом и только и делал что курил.
— Даже если у меня — что дальше? — она склоняет голову набок и пристально смотрит на меня своими ведьминскими зелеными глазищами. — Она не будет с тобой разговаривать, потому что помимо того, что ты повел себя как мудак случилось еще кое-что. И нет, даже не спрашивай, что именно — я обещала сохранить эту тайну, русский.
— Что предлагаешь делать? Ждать?
— Просто оставь её. Вам не суждено быть вместе в этой жизни.
София смешно хмурит курносый нос, покрытый веснушками, поднимается со скамейки и скрывается в доме, а я еще долгое время езжу по городу, пока наконец-то не оказываюсь возле своей поникшей обители где еще не так давно мы с Мией были счастливы.
Мия.
Нужно собраться с мыслями, чтобы поехать в дом отца и поговорить. Но надо ли? Не проще все оставить как есть и не терзать незажившие раны?
Я стою у дома, где еще два месяца назад встречала отца с работы и готовила ему разнообразные ужины. Мы садились за стол и обсуждали как прошел наш день. И теперь это кажется каким-то фарсом, выдумкой, чем-то ненастоящим и пугающим. Неужели все это время безжалостный Роберт Харви притворялся и втайне ненавидел меня, свою дочь. Смотрю как работает телевизор в гостиной. Он дома.
Достаю из сумочки ключ, вставляю в замочную скважину и переступаю порог дома, который меня теперь нещадно пугает.
— Кто там? — спрашивает отец чуть хрипловатым голосом.
Слышится скрип половиц и вот он уже стоит в прихожей рассматривая меня с ноткой грусти в глазах.
— Мия… Проходи в дом, — проговаривает он.
Отводит взгляд в сторону, указывает рукой на гостиную, но я отрицательно мотаю головой.
— Я пришла забрать некоторые вещи. Сейчас уйду.
Поднимаюсь в свою комнату, нахожу личную копилку, где скопилось около пятьсот долларов, собираю некоторые вещи, документы, белье. Быстро бросаю всё в спортивную сумку, накидываю на плечо и нос к носу сталкиваюсь с отцом на выходе.
Он протягивает мне пухлую пачку долларов в руке. Тянется, почти не смотрит.
— Зачем?
— Прости меня, Мия. Я оказался слабым, глупым и кажется немного сумасшедшим… И мне правда стыдно за содеянное.
Убираю в сторону его руку с деньгами, протискиваюсь через узкий дверной проем и спускаюсь на первый этаж бегом. Хочу выскочить отсюда и забыть навсегда дорогу домой, но его слова в спину останавливают меня.
— Я любил твою мать, Мия. Слепо, преданно. Пытался угодить ей во всем, но оказалось этого недостаточно. И тебя я правда любил…
— До того момента, когда узнал, что я не твоя дочь? Просто так вычеркнул меня из своей жизни? Продал, чтобы с глаз долой?
Слезы брызнули из глаз, и я по-прежнему стояла в прихожей касаясь дверной ручки и не решаясь уходить.
— Это и есть любовь, Мия, когда ты заботишься о будущем выросшего ребенка. Я пытался все забыть, но у меня ничего не получилось.
— Как его звали? — спрашиваю я и все же открываю дверь на улицу.
— Майкл Хейз.
— Прощай, папа.
Глава 38.
Мия.
— Все собрала, точно? — переспрашивает подруга.
— Точно, Софи. Если нет — вышлешь мне по почте, — улыбаюсь и закрываю большой дорожный чемодан на змейку. — Или приедешь в Нью-Йорк лично.
После того как я уехала из дома отца на следующее утро мне пришло уведомление о том, что на мою кредитную карту поступили денежные средства в размере пяти тысяч долларов. Неплохая сумма для того, чтобы стереть все плохое, что произошло между нами, но только не для меня. Я решила, что не буду возвращать их обратно отцу, а при первой же возможности переведу часть суммы в детский дом или клинику для онкобольных людей, а другую часть — оставлю семье своей подруги, которые приютили меня у себя в непростое для меня время и дали возможность хотя бы ненадолго забыться в их веселой компании.
Младшие сестренки и мама Софи по очереди обнимают меня и желают хорошего перелёта. Берут с меня обещание, что я буду ежедневно звонить им по Скайпу и детально рассказывать о своей новой счастливой жизни в «Большом Яблоке». За то время что я прожила в этой семье мне действительно не хочется прощаться.
На улице нас уже ждет такси. Мы с Софи садимся на заднее сиденье и держимся за руки целую дорогу до аэропорта едва сдерживая слёзы.
В аэропорту шумно и я понимаю, что была здесь в последний раз, когда прилетела из Айова-Сити в Тампу два года назад. С тех пор необходимости куда-то летать у меня не было.
— Ох, Чулок, я сейчас начну реветь, — говорит Софи обнимая меня за шею.
Стискивает в объятиях до хруста в спине, шмыгает носом и пытается скрыть выступившие слёзы.
— Не волнуйся, Кит не приедет — я ни словом не обмолвилась, что ты улетаешь, — произносит подруга.
— Я знаю, спасибо тебе.
Мне правда было важно и нужно создать идеальные условия для анонимности. Потому что я не хочу, чтобы он чувствовал себя виноватым в моем отлёте, не хочу чтобы он приехал прощаться или чего хуже — просить прощения тем самым оставляя меня здесь где я уже почти на дне.
Когда я взлетаю в воздух мне будто становится легче дышать. Так будет лучше, я так решила.
В Нью-Йорке я впервые, но мне нравится здесь с той самой первой минуты, когда я спрыгиваю с последней ступени трапа на влажный асфальт аэропорта. Мне нравится, что я никого здесь не знаю и никто не знает меня. Нравится, что среди миллионов людей никогда не встречу знакомого или друга, никогда не буду ходить по шумным улицам с опаской и никогда не обернусь на имя Мия, потому что сказано оно будет точно не мне.
Приветливый таксист проводит мне мини-экскурсию пока я еду в свою съёмную квартиру в районе Куинс. Пока у меня есть в наличии сумма для оплаты данной квартиры на неделю, а дальше придется найти работу, чтобы оплачивать более длительную аренду, которая мне по карману.
Я еще не придумала, кем хочу работать и чем заниматься по жизни, но теперь я сама принимаю за себя решения, сама строю свою судьбу и планирую собственный скромный бюджет. И мне кажется, что я понимаю сейчас, как чувствуют себя заключенные, которые спустя несколько лет заточения выходят на свободу. Паника, страх и зреющая внутри радость, которая разрастается с каждой минуткой свободы.
Квартирка, которую я арендовала напоминает мне спичечный коробок — тесная, тёмная, узкая. С минимумом солнечного света и без признаков того, что в ней когда-либо жили люди. Арендодатель — молодая девушка лет тридцати напоминает, что внесена сумма только за неделю и если я захочу продлить срок аренды, то обязана предупредить её заранее — не позже чем за двадцать четыре часа до момента выселения.
Я не думаю сидеть, закрывшись дома и тут же принимаюсь листать список предлагаемых вакансий на ноутбуке. Вот так, без обеда, с дороги я прямо сейчас хочу заполнить каждую свою минуту одиночества, чтобы не думать ни о чем.
Назавтра у меня запланировано три важных собеседования и к счастью во время поисков я утомляюсь настолько, что в семь часов вечера крепко засыпаю под громкие крики пьяных соседей. Это явно не Тампа — город, который приучил меня к размеренности и легкости, это суровый Нью-Йорк, и я выживу здесь любой ценой.
Первая финансовая компания, в которую я прихожу с напечатанным резюме и дипломами личных достижений находится в центре Нью-Йорка. Офис на пятьдесят пятом этаже, большой балкон для гольфа и отдыха, бесплатные обеды, улыбчивый коллектив и зарплата из которой я вполне смогу оплачивать аренду и жить безбедно оставшийся месяц до следующей зарплаты. Я специально надела свои лучшие вещи и нанесла на лицо минимум макияжа, чтобы понравится будущему работодателю.